Участок прямоугольной формы примыкает к дому длина которого 10 метров. с трех сторон участок обнесен

S=a*b a= 10 м (длина участка, прилегаемая к дому) b= (130-10) /2 = 60 м S= 10*60 = 600 м^2

Мосвязи, возможности и пути синтеза музыки и архитектуры.В истории художественной культуры архитектура и музыка не связаны  между  собой  столь  тесно,  как,  например,  архитектура  и скульптура, архитектура и живопись, музыка и поэзия и др. И вместе с тем между архитектурой и музыкой возникают определенные формы взаимосвязи,  существенные  и  для  теории,  и  для  художественной практики.  Янис  Ксенакис,  один  из  ведущих  композиторов  второй половины  XX  века,  на  примере  своего  творчества  блестяще проиллюстрировал  возможности  симбиоза  музыки  и  архитектуры:«Хотим мы этого или нет, между архитектурой и музыкой существует мостик»  Общеизвестно,  что  Аристотель  видит  в изобразительных искусствах подражание или род знания. Воззрение это  лежало  в  самом  существе  художественной  культуры  древних греков. Однако в  данном случае для  нас  гораздо  интереснее то,  что этот  взгляд  Аристотель  распространяет  и  на  искусство  музыки  и поэзии. И в этих искусствах он видит искусства «подражательные».Более того,  по мнению Аристотеля,  область  подражания,  доступная музыке,  в  известном  отношении  шире  области,  составляющей  удел пластики и живописи. Изобразительную силу музыки.Аристотель  оценивал  чрезвычайно  высоко.  Действие,воспроизводимое музыкой нравственного характера или состояния,настолько  сильно,  что  чувство,  возбужденное  в  нас  музыкальным изображением, может переноситься на  реальных людей, характеры которых изображаются мелодией. «Кто, например, глядя на чье-либо изображение, испытывает радостное чувство не по какой-либо другой причине,  а  именно  из-за  данного  внешнего  образа,  тому,  конечно,приятно  будет  и  встретиться  лицом  к  лицу  с  человеком,  на  чье изображение он смотрит.Эту же мысль доказывает  и А.  Г.  Габричевский, крупнейший деятель  русской  культуры,  чья  личность  и  творчество  повлияли  на интеллектуальную жизнь нашей страны в XX веке: «...грань между искусством пространственным и временным чрезвычайно зыбка». Можно выделить некоторые формы такой взаимосвязи.1.  Генетическая  общность  многих  конкретно-исторических явлений  двух  данных  искусств,  обусловленная  их  происхождение одной социальной основы. Отсюда  – образная  и стилистическая близость музыки и архитектуры в определенные периоды культурного развития,  что  позволяет  выявить  аналогии  между  кругом  идей,образов  и  выразительных  средств.  В  музыке  прослеживается отражение  картинности,  объемности  (особенно  в  программной музыке), мы можем «видеть» море, замок, парад, а в архитектуре –отражение категории музыкальности. При создании архитектурного объекта звучание музыкальных инструментов часто предопределяет само архитектурное  решение.

О мире говорить трудно.

Мир - это не просто когда перестают стрелять пушки и рваться бомбы. Мир - это время, вновь обретающее перспективу и глубину. Война отбирает у человека завтрашний день, делает его зыбким и проблематичным. Мир возвращает ему будущее. Мир - это жизнь. Война - лишь надежда выжить...

Мы выжили. И мир после войны, тяжелой, страшной, многолетней войны, ощущался остро и празднично. Но выжили не все. Двадцать миллионов жизней - такова была цена мира, цена победы. Чудовищная цена... В празднике явственно чувствовался привкус горечи.

И все-таки мир - это жизнь, надо было жить, надо было делать свой выбор. Мне на тот момент исполнилось всего-навсего двадцать четыре; на груди, как у всех солдат, - боевые ордена, на плечах - погоны капитана Военно-воздушных сил. Казалось бы, над чем ломать голову, о чем думать: впереди вся жизнь, а в ней тысячи дорог, одна другой интересней - выбирай любую. Мне, как и всем, осточертела война. Меня ничуть не страшили, а, наоборот, привлекали, манили своей новизной любые проблемы и трудности, с которыми, уйди я из армии, наверняка пришлось бы столкнуться, проверить на них себя и собственные, рвущиеся на простор дерзость и силы молодости.

Но я был летчик и по-прежнему хотел летать. А еще я сквозь страшное горнило войны и не хотел, чтобы она когда-нибудь повторилась. Все это и определило мой выбор - остаться в армии.

Однако остаться в армии означало лишь право летать сегодня. Чтобы летать завтра, чтобы закрепить за собой это право на будущее, необходимо было учиться. Программа жизни, таким образом, определилась как бы сама собой. Оставалось приступить к ее осуществлению. [122]

С первой частью программы оказалось все просто. Узнав, что я не прочь подучиться, мне сказали: учись, за чем дело стало! И направили на курсы усовершенствования. К себе в полк я вернулся уже в звании майора. Но воспользоваться полученными на курсах знаниями не успел: авиационный корпус генерала Каманина уже расформировали. Пришлось прощаться с друзьями - с людьми, с которыми сроднился за годы войны. Лядский, Кузин, Биджиев, Фетисов, Иванов, Гусев, Кумсков... Да разве назовешь всех! Фронтовая дружба вяжет людей на всю жизнь, ее из сердца не вырвешь, из памяти не сотрешь - сколько бы ни потом лет, куда б ни забросила тебя судьба.

Прощаться было тяжело. Но мы верили, что прощаемся не навсегда, что свидимся еще не раз. Для того и обменивались адресами. Кумсков напоследок сказал:

- Ты только не успокаивайся, майор! Хочешь летать - летай. Но не так, как летали в войну: на бреющем, чем ниже - тем лучше. Теперь времена другие. Теперь надо набирать высоту. И одних курсов для этого недостаточно. Так что ручку на себя, майор, и - до встречи! Я в тебя верю...

Встретились мы с ним не скоро. Зато именно так, как ему хотелось, как мечталось нам при расставании обоим. Но это случилось позже. А пока...

А пока мне предложили занять вакантную должность начальника воздушно-стрелковой службы в одном из полков истребительной дивизии, штаб которой находился в том же авиационном городке, куда после окончания войны перебазировался из Чехословакии наш расформированный теперь гвардейский штурмовой авиационный полк. Об истребителях я мечтал давно и потому, не раздумывая, согласился. Тем более что в штабе дивизии мне намекнули, что вот-вот должно освободиться место штурмана полка, которое непременно останется за мной; во всяком случае, мол, командир дивизии полковник Гейбо придерживается на сей счет именно такого мнения.